Убийц я себе придумала до зимы.
Декабрь застал их на улицах Вавилона:
снег был пенопластовым, тучи из паралона
летели. А летом стали вдруг не нужны.

Билась в плоть в ритм сердца, и сердца как гром скерцо брала, кровь с перцем лила!
Еретиком, иноверцем была: убивала то, чем жила, потому, что могла.

Но теперь все мои убийцы взяли в руки спицы,
вышли с метлами на улицы мои праведники-подлецы.
Красят в парках скамейки теперь, (л)живо строчат статейки
(за такие копейки, будто сами плебеи, плебейки, а ведь каждый был - дикий зверь!)
Стали чаще сутулить спину, в смоли множатся их седины,
сделались как из глины, пошлого пластилина, и смелы лишь когда пьяны.
Не до драки, не до войны! Исподволь зарастают швами, снятся снами, неделями, месяцами,
они безнадежно больны.
Они становятся нами.